Виртуозный рисовальщик Алексей Каллима в новом проекте решил ограничиться лишь самыми минимальными средствами, представляя работы то почти монохромными, то с сильно редуцированной формой и распластанной, нецентрированной композицией. Помимо скудости выразительных средств, картины объединяются общим сюжетом: это пейзажи, и пейзажи безлюдные.
Первой работой цикла было сильно вытянутое черно-белое полотно «Лысые одуванчики» 2020 года. Позже к облетевшим цветам добавилось болото с березками, умершими из-за обилия влаги, бедняжки ошиблись местом рождения; затем – поле с порыжевшей «зеленью» (ни капли зеленой краски ни на траве, ни в листьях борщевиков), следом появились «Черные ромашки» и луг в инверсии (как в фотонегативе), наконец, голые ветви вечнозеленых хвойных деревьев, съеденных вредителями («Южный склон»).
Вначале может показаться, что художник развивает хрестоматийный нарратив отечественной культуры: «несжатой полоски одной» или «прорехи на теле человечества». Однако поэтика мизерабельности и связанный с нею критический реализм — совсем не близкая художнику стезя. Алексей Каллима всегда отдавал предпочтение созерцательности и иллюзионизму в противовес бытописанию, этим же путем он следует и сейчас.
Прежде всего, критический реализм следует траектории от конкретного к общему, и через один показательный пример поднимается к генерализации, тогда как в работах серии «Край» нет никакого единичного случая, никакой сингулярности. Всем этим картинам как нельзя лучше подходит именование «полóтна», поскольку они панорамичны, децентрированы и в своей монотонности имитируют паттерн по типу ткани или обоев, хотя никаких повторяющихся элементов, которые создают единую структуру, в них нет. Методика создания широкого формата Каллимой — унифицирование прорех: черная ромашка оказывается окруженной похожими на нее (хотя и отличающимися) цветочными головками; рядом с одной погибшей березкой видится еще, и еще, и еще одна; похожи друг на друга разные по цвету опавшие листья и разные по конфигурации болотные кочки.
Прием мультипликации имеет длинную историю в современном искусстве: от раскадровки движения у футуристов до консьюмеристских рядов в поп-арте. Методика Каллимы напоминает современный глитч, пост-цифровое визионерство. Соответственно, здесь нет ни футуристического пафоса разрушения, ни иронии поп-арта над «высоким» искусством. Подход Каллимы, скорее, рационально-рефлексивный: он наблюдает за накоплением ошибок на материале природы и делает на этой основе весьма примечательные выводы.
Прежде всего — в области моральной оценки. Потому что ошибкой/несчастьем отечественные деятели культуры прошлого пользовались как мощным рычагом критики и осуждения общества и его порядков, отсюда возникла и своего рода болезнь, духовная прелесть – наделять убожество скрытым превосходством. «Прореха на теле человечества», малосимпатичный гоголевский собиратель мусора — редкое исключение из правил, в основном-то нищие русской культуры — те самые «нищие духом», коих есть царствие небесное.
Включая в своем проекте «нищий регистр», художник разрушает эмоциональную ауру дефектного элемента и снимает с мизерабельности индивидуальный порядок: зрителю не предоставляется пауза, чтобы вглядеться, посочувствовать, перевести дыхание и сделать «ах». Редукция цвета, света, формы теперь — лишь фильтры, которые ставятся на окружающую реальность, давая зрителю возможность увидеть дефектность как качество самой действительности и в то же время осознать ее транзитный характер.
Происходит разрушение стереотипа о «прекрасной» природе, которая якобы показывает истинное лицо нашего мира, не обезображенного цивилизацией. Природа, как считает художник, во всяком случае, европейская, и есть создание человека, продукт цивилизации (имеется в виду, что все европейские леса ныне рукотворные, высаженные). Соответственно, у разной степени развития цивилизаций — разная природа, и если пустырь — свидетельство разложения городской ткани, то деградирующая природа — следствие деградации культуры в целом.
Диалектика «Края» предлагает и еще один тумблер, меняющий режим восприятия, на сей раз лингвистического плана. Край может означать как долину, так и пропасть, все зависит от предлога, с которым он стоит: «Он был в краю святом, на холмах Палестины» или «На лезвии, у бездны на краю». Для безопасности выбирайте «в».
Текст Евгении Кикодзе
