РИДЖИНА завершает свой — шумный, скандальный — сезон, овеянный славой когорты выставившихся в ней мэтров, удостоенный царственной повадки разгуливавших в ней леопардов и даже приправленный запахом домашней “дичи", принесенной в жертву радикализму ее бессменного куратора О.Кулика.
Определяя имиджи не столь, увы, многоликих московских галерей, можно с уверенностью закрепить за РИДЖИНОЙ непреедающийся жанр самого будоражащего и невероятного. Вот и теперь художнику вновь предлагается непривычный для него, как бы вывернутый наизнанку ход — своего рода проверка на потенцию дерзости и пластического темперамента. Александру Джи кии, успешно обживающему много лет пространство белого графического листа, уготована стена, вернее — весь периметр галереи, жаждущей стать сплошным групповым портретом.
Для РИДЖИНЫ — это не лишенный скрытой амбициозности шаг к увековечиванию себя — точнее, ловко укрощенной ею московской художнической элиты — йод сенью собственных "сводов". Для Джикии — не лишенный иронии риск, ибо ожидающий его "фресковый" размах обязывает к монументальному созиданию. Для всех же вместе — это азартная игра, действо, граничащее с беззаботным размалевыванием заборов и шутейным портретированием друг друга, снимающим все дистанции и дипломатические натяжки. Одним словом, "Групповой портрет тусовки", создаваемый на два вечера в интерьере РИДЖИНЫ с подобающим размахом, затратами (если не материальными, то физическими) и, как обычно, неоднозначностью результата. Действительно, художник трудился, как говорится, в поте лица. "К чему столько усилий?" — думалось, глядя на это чуть КВН —ное зрелище, напоминавшее задор находчивых эрудированных дядей, с упоением выполняющих заученные номера. Здесь зрелищность явно преобладала над смыслом, а "фирменный" джикиевский абсурдосимволизм отступал под напором неизбежной в таком жанре комиксной стилистикой. "Но, господа, хочется подмигнуть самой себе, — сдуйте щеки и бросьте вашу напыщенность! Ведь вы не в Лувре и даже не в центре Помпиду, хотя и там великим давно уже позволены милые, и не столь уж безобидные шалости". Пресыщенность нашего пост—пост—всякого бытия вполне допускает незатейливую передышку. Вот собрались художники, и "главный" среди них рисует остальных, на деле воплощая предпочитаемый его поколением принцип "искусства —жизни". Ведь акт творения воспринимается им столь же естественно — просто, как сон, разговоры или еда, и также неустранимо, что переводит каждый авторский жест в достойную систему убедительности. Просто Джикия не раздувает от усердия ноздри, никогда — ни на бумаге, ни на стене — и не сдвигает устрашающе брови, призывая к сакральному или бичующему. Он лукаво и мудро прищуривает взгляд, всматриваясь в своих несуразно — возвышенных героев и приговаривая: "Так и бегают друг за дружкой, но я же не вмешиваюсь…”. Добавим — "только рисую".
Ну а если кто-то возмущен сим вульгарным непрофессионализмом и настроен на серьезные словеса и ученые интерпретации, то извольте... Акцией "Групповой портрет..." художник предлагает нетрадиционный жест натурно — отчуждаемой идентификации себя в контексте себеподобных. И ему, представьте, это удается. Несмотря на хохму, розыгрыш и любительский привкус всей затеи, Джикия внедряет свой неологизм, видоизменяя привычный монументально — пафосный жанр на интимно—площадное искусство.