Экспозиционный проект Олега Кулика (название предложено В. Фишкиным).
Единственное, что человек не в состоянии себе позволить, - это бездействие. Он вынужден производить все, что ему необходимо. Делать политику, делать деньги, делать детей, делать искусство. К счастью или нет, но это бесконечное производство может служить источником бесконечного наслаждения и бесконечным источником энергии. Жизнь, похоже, и есть серия производственных процессов, с усталостью и обязательным отдыхом, с проблемами амортизации и износа.
Есть выбор - что производить. Хотя с этим сложно, ведь произведено может быть вовсе не то, что затевалось: человек, делающий деньги, на самом деле, оказывается, делает искусство. И наоборот - очень часто. Более того, самый интенсивный производственный процесс может ничего не производить. Так в фильме Годара “Страсть” герои денно и нощно делат кино и параллельно делают любовь, все это самозабвенно и безрезультатно. Результата нет по известной всем причине - свет не тот. Не тот свет. Но есть другая причина - здесь важен только процесс, он и есть единственный результат. “Того”, искомого света просто быть не может.
Производственность снимает с любого процесса его интимность. Или сакральность. Неважно, что это за процесс - шитье сапог или делание детей. Производственность нейтральна, хотя способна вновь наделяться интимностью или сакральность через переживание процесса его участниками или свидетелями. Акция “Пятачок делает подарки” задумана как самое обыденное дело, ежедневное и привычное. Правда, заведомо закулисное.
Все-таки есть табуированные темы (хотя это так странно - после всего), и тема убитой курицы, тема свиньи - из них. В этой теме нет потенций героического или дидактического. В ней не хватает пищи для больших страстей, а малая вегетарианская идея к любви ко всему живому легко покрывается прагматической идеей необходимости. О хорошеньком барашке и тут же о вкусной баранине как-то не принято говорить. Потому что - зачем? Детская непосредственность непростительна, когда ты давно бородат. Все это как-то неуместно. Одно целое - Центральный рынок, другое - галерея. Одним словом, зачем?
У автора проекта Олега Кулика своя “действующая причина”. Он считает, что нигде обращение к человеческому телу или телу животного как материалу не было бы так естественно и закономерно, как у нас. Так нет же, тихая музыкальная Вена - и “агрессивные венцы”. А нас боди-арт практически не коснулся. Впрочем, неважно где, материал этот искусством освоен, так что с causa materialis, как называли это от Аристотеля до Хайдеггера, все в порядке.
Проблема в другом.
Нигде, считает Кулик, вопрос о правах и границах не выглядит так риторично, как здесь. Кровавое крещение Руси (кто дал право!), реформы Ивана Грозного, Петра Великого (кто дал право?), “счастье народное” с Лениным и Сталиным (кто дал право!). У нас все вокруг настолько отравлено насилием и несвободой, что обычное по западным меркам “расширение границ искусства” могло бы выглядеть просто чудовищно.
А тут всего-навсего специально откормленная для рынка, проверенная ветеринарами, отличная свинья. Ну при чем здесь “разрешение крови по совести”? При чем здесь “хроника объявленного убийства”? Может быть, и группу “Николай” следует классифицировать как группу наемных убийц? Полно, право же, неловко, господа.
Ведь не о христианских младенцах речь идет. Речь идет, в общем-то, о процессе производства свинины, о предпоследнем его этапе - а завершить процесс предстоит вам самостоятельно. Дело обычное.
Хотя не будем лукавить. Доля эпатажа в этой акции есть. Чего стоит откровенное кощунство названия, не спрятанное по той же “действующей причине”: в русской ситуации главное - назвать как следует. Под одно хорошее название, скажем “строительство светлого будущего”, можно полнарода уничтожить. Впрочем, мы не на митинге - мы в галерее. И опять возникает все тот же вопрос - зачем? Зачем в галерее-то?
Тут есть привычное искушение - коротко и резко отписаться Хайдеггером: “Действующая причина (causa efficient) (имеется в виду причина, побуждающая производителя действия, “мастера” -. Л. Б.) решающим образом определяет всю каузальность. Дело доходит то того, что целевая причина “causa finalis” вообще уже не причисляется к каузальности”.
Но есть и другие соображения.
Последняя сводка о потерях искусства (октябрь 1991 года) говорит устами Бонито Оливы о смерти произведения искусства, отдельного самостоятельного произведения искусства. О смерти Джоконды, которая денно и нощно продолжает улыбаться нам из Лувра с абсолютной загадочностью и абсолютно безрезультатно.
“Сегодня нет дистанции между производством работ художника и их потреблением”, - пишет критик. Сегодня искусство - это исследование временного интервала между кратковременной экспозицией, выставкой и последующей информацией о ней. Цель художника - в продлении, интенсификации информационного процесса, постоянно подвергающегося инфляции. Цель художника - прямая трансляция того, что происходит с ним. Это трансляция (broadcasting) вовсе не изобретение телевидения, этим методом пользовался еще Сократ с его вопросами и ответами, ища не истину, а возможность дать определение собственно философии. Искусство сегодня - поиск возможности определить искусство, тавтологическое утверждение своего существования. Только прямое транслирование может утвердить современного художника как часть нашего общего с ним present tense (настоящего времени).
Художник сегодня (и не столько в нашем общем present tense, сколько в его собственном present continuous) вырабатывает и сохраняет формы, свободные обременяющего их содержания, которое только уменьшает скорость обращения этих форм как чисто означающего”, - считает Бонито Олива. Искусство сегодня, говоря другими словами, - это процесс его производства, производственный процесс, практически неотделимый от процесса потребление. Искусство сегодня - это наше приключение на выставке, воспоминание и рассказ о ней, это те вопросы, что приходят в голову, и те ответы, что удается получить.
“Парадоксальная ситуация, но буду говорить конкретно”, - как сказал подследственный Скворцов художнику Ивану Чуйкову на выставке в Бутырской тюрьме.
Буду говорить конкретно. Когда я смотрю “Сало, или 120 дней Содома” Пазолини, я понимаю, что речь идет о производственном процессе. Делать политику, делать систему - захватывающий, хотя омерзительный процесс. (Делать кино - тоже захватывающий процесс, и это существенно.) Анализ технологии не предполагает никаких эмоций типа “а не больно ли этой шестереночке!”.
Все в жизни в конечном счете производственный процесс, и все может быть так рассмотрено. Хотя может быть рассмотрено и иначе.
По сценарию ритуального действа жреца, поэта, грамматика и критика начинать следует прежде всего с “расчленения, разъединения первоначального единства (будь то жертва или текст)” (Е. Барабанов “Место искусства”). С этого же и начинается разделка свиньи.
“Смерть Пятачка” (ср. “Смерть Автора”, “Смерть произведения”) и разделка его туши, задуманные как логичное, а главное - искусное завершение его участия в производственном процессе, может стать началом другого процесса - процесса прямой и захватывающей трансляции 11 апреля.
Сомневаюсь, что остро встанет вопрос о слезинке Вселенского Дитя, хотя не берусь угадать все возможные вопросы и все ответы на них.
Подождем немного - вкус и запах возникающего контекста будем определять непосредственно во время прямой трансляции и сразу после, не отделяя производство от потребления.
Людмила Бредихина
“Спорим о вкусах и запахах…”
(из “Дневника фестиваля”)