Леонид Цхэ

Отечественное искусство подбиралось к большому формату, следуя пути russian reversal или русского перевертыша: художник выслеживал и кидался на века-волкодава. Большое видится на расстоянии Современность произрастала только в андеграунде,...

Экспозиция Леонида Цхэ — это автопортретные акварели и монументальная шестиметровая работа периода карантина и самоизоляции — впервые будут представлены широкой публике. Так же экспозицию дополнят работы из проекта «Моно Цхэ»,...

Каприччио — по-итальянски, буквально: каприз. В этом жанре и в музыке, и в изобразительном творчестве главной ценностью объявляются свобода от всех догм и правил, а также умение импровизировать. Французский писатель...

«Рискующий» и «Маг» — так Влад и Леонид, каждый одним словом, называют друг друга сегодня. Этим летом волею случая и галериста они оказались в старом тбилисском доме, временно ставшем для...

OVCHARENKO presents a new collective project in the framework of co-operation with the auction house VLADEY. The name of the exhibition of OVCHARENKO artists "HELLO!" (ZDRAVSTVUYTE!) has a double meaning. The complexity and at the same time the beauty of the Russian language allows you to find in the simple word "Hello!" both a wish of good health and a greeting at a meeting. And the meeting at the exhibition will be held with marvelous artists and their works of art.

For 33 years of his work OVCHARENKO, while the first exhibition of the gallery (then called "Regina") was held in September 1990, 278 group and solo exhibitions were held. In religion "33 years" are the age of Jesus Christ — the time of perfection, the period of life when the peak has been reached. Christ's rebirth occurred at the same time when he was 33, so " HELLO!" (ZDRAVSTVUYTE!).

Vladimir Ovcharenko, founder of VLADEY and OVCHARENKO: "The time in our country and in the world is not easy. And when was it easy? It is very complicated for artists now. Their world has completely changed. For many of them it has turned out to be tragic, while others continue to create magnificent works of art. We are happy to represent the best of the best, it is a great honour and responsibility. Moscow is a world-class cultural centre. And it always will be. It deserves new great art exhibitions. And they are coming!".

Over the last year and half OVCHARENKO in co-operation with VLADEY has frequently presented personal exhibitions of its artists, among them projects made by Alisa Gorshenina, Sergey Zarva, Alexey Kallima, Pavel Pepperstein and the PPSS art group, Ivan Razumov, Inal Savchenkov, Leonid Tshe and Nestor Engelke.

Artists: Victor Alimpiev, Sergey Bratkov, Oleg Golosiy, Stas Volyazlovsky, Erwin Wurm, Alisa Gorshenina, Mikhail Dolyanovsky, Sergey Zarva, Alexey Kallima, Egor Koshelev, Vlad Kulkov, Vladimir Logutov, Jonathan Meza, Ryan Mosley, Pavel Pepperstein, Jack Pearson, PPSS art Group, Daniel Richter, Inal Savchenkov, Maria Serebryakova, Semyon Faibisovich, Claire Fontaine, Leonid Tshe, Ivan Chuikov, Dmitry Shabalin, Nestor Engelke.

Проницая Ivory Black

Вызывающий отказ от цветного «языка», которым прежде пользовался Леонид Цхэ, нуждается в объяснении; иначе нам не удастся понять его выдающийся экспрессионистский жест. Ведь все картины, представленные на этой выставке, написаны одним-единственным черным пигментом, жженой костью (Ivory Black), без добавления каких-либо иных красителей.

Известно, что, если хочешь понять, о чем повествует художник, необходимо прояснить его происхождение: какие ландшафты сопутствовали его детству и юности, каков был свет, освещавший его раннюю пору, как он различал горизонт, какой длины была его тень, на которую он наступал в разное время дня. Ответы на эти вопросы дадут понять многое в его художественном мире.

Леонид Цхэ — самый настоящий петербургский художник, как по происхождению (он родился неподалеку от Петергофа), так и по образованию (Цхэ получил его в Академии художеств). Характер освещенности северо-запада России, где летом разливаются белые ночи, а зимой дневной промежуток почти неуловим, диктует особенное понимание колорита. Из-за низкого солнца, неизменно дающего длинные тени, его можно назвать скользящим. Мало кто из художников Ленинграда/Петербурга чувствовал мощь дневного света, дарящего не литературные аллюзии или конструктивные стратегии, а чистое волнение основания зримой жизни. Но именно к этому качеству переживаний всегда стремится живопись. Поэтому петербургское искусство в высочайшей степени литературоцентрично: оно скорее повествует, нежели живописует. И этому, как я написал выше, есть неодолимые основания.

Если походить по старым петербургским домам, где еще сохранились остатки исконных интерьеров, то удивляет такая вещь: высочайшее качество гризайлей, служивших им дополнением, — например, в виде имитаций неоантичных барельефов, классицистской скульптуры, архитектурных форм вроде колонн, ваз, чаш и урн, написанных почти сплошь серым, реже — сепией. Всегда они имитируют некий абсолютный пейзаж, на фоне которого разыгрываются мифологические сцены. Мастерство этих работ, утративших в большинстве своем авторство, способно поразить. Их невозможно соотнести с тяжеловесной пейзажной живописью той же эпохи: они воздушны, легки, романтичны и при этом выразительно точны. Будто в них сошлись трепет впечатления, часто измышленного, и безупречная отчетливость лексических средств, которые остаются неизменными. Поэтому они предстают искусством — и именно в таком контексте следует понимать монохромные работы Леонида Цхэ, открывающего новую достоверность.

Во-первых, виртуозное рисование этого художника, его чувство линии, границы и весомости тонального пятна психологически перенасыщены. Картины этого художника вызывают «нервный отклик», из-за чего их невозможно не разглядывать: они будто засасывают, как воронка вдруг приоткрывшейся чужой жизни, испустившей на свидетеля/созерцателя мощный свет узнавания. Это особое ви́дение – ему нельзя научиться, оно, по сути своей, первобытное, очень мощное и достоверное. С этим способом видения, при всей его экспрессивности и беглости, подчас даже случайности, нельзя не согласиться. Будто имеешь дело с точностью, достигнутой без аналитической процедуры, непредвиденной и невероятной. Но марка ее столь высока, что претендует на символическую природу.

Конечно, такое ограничение средств вызывает вопрос: художник не пользуется даже белилами, и единственный способ добиться прозрачности тона — это жидкая лессировка по белому грунту холста. Вот тут и возникает феномен «темной цветности»: эти картины не предстают черно-белыми (каковыми они фактически являются), а словно эманируют накопления непрожитого цвета, данного про запас. Как если бы Леонид Цхэ изъяснялся на языке смыслов, которые для нас, в арсенале наших переживаний, являются цветными.

Я всё время думаю о том, как это близкó поэзии, но не в смысле изложенных в стихотворных текстах сюжетов, а совсем иначе, — ведь стихотворный текст оттиснут на белой бумаге графичными литерами, но если это подлинное стихотворение, то на нас буквально обрушивается весь зримый многоцветный мир со своим глубоким содержанием, событиями и происшествиями, душевными состояниями тоски или благодати. Воистину, культура иногда предстает как единство в самых неожиданных вариациях.

Глядя на эти волнующие холсты, запредельно большие и распахнутые, как человеческое чувство, и сокровенные и потаенные, как содержание этого чувства, понимаешь, какого рода саморастрата раскрывается на наших глазах. Художник видит то, что хотим видеть мы: он словно говорит о том, что мы знаем, но по какой-то причине не говорим. (Не называя словами очевидное, мы теряем доступ к зримому). Будто это сон, увиденный когда-то нами, объяснивший многое, но утраченный при пробуждении. Природа наша такова, что мы обречены на воспоминание об этой утрате. Наверное, таким воспоминанием и мотивирован скупой выбор средств визуальной выразительности. Ибо бессознательное — самое устойчивое, что в нас есть, — лишено подробностей, и однако в степени точности с ним не сравнится ничто: нет ничего более емкого и драматически многозначного. Так и здесь. Скупой язык говорит богатейшими смыслами, которые делаются цветоносными в нас самих, различивших их сокровенность, прочитавших и запомнивших их трепетные вибрации.

Так живет поэзия. Вот Батюшков пишет в 1819 году «великую гризайль» о древнеримской Baiae, погруженной в Неаполитанский залив, черными буквами по белой бумаге, — но сколько тут восхитительного и призрачного сходства с тем, что сегодня видим мы в живописи Леонида Цхэ:

«Ты пробуждаешься, о Байя, из гробницы
При появлении Аврориных лучей,
Но не отдаст тебе багряная денница
Сияния протекших дней,
Не возвратит убежищей прохлады,
Где нежились рои красот,
И никогда твои порфирны колоннады
Со дна не встанут синих вод».
Константин Батюшков

Николай Кононов

Каждый шаг пути твоего — первый. Глубину каждого метра этой топи невозможно предсказать. Чтобы попасть в эти болота, нужно пройти сквозь «домовину» — небольшой сруб на высоких кольях на границе...

Галерее Владимира Овчаренко — тридцать лет. Это событие радует и удивляет не столько потому, что это тридцатилетие, по сути, совпадает с возрастом нашего нового государства, рожденного в процессе перестройки, но...

OVCHARENKO представляет персональную выставку Леонида Цхэ «Мальчик и клубок» с новой серией живописи.

Петербургская группа «Север-7» представляет «Школу активного рисования и перформативного позирования» (ШАРППС-7). Понятие школы здесь используется условно, поскольку проект направлен, прежде всего, на его критический анализ и выявление причин его удивительной...