Во времена постулированного безавторства, когда травестии, ирония и всевозможное ерничество соблазняют и будоражат гораздо более, чем открытое высказывание художника, искусство Натальи Турновой воспринимается весьма рискованным. Апологеты все еще процветающего концептуализма не преминут обвинить ее в старомодности, "эрудиты" - в поп-артистских традициях, "радикалы" - в неактуальности устойчивых живописных пристрастий. Все же вместе эти укоры срастаются в один безусловный знак плюс - свидетельство крепкой авторской позиции, предпочитающей пластику и профессионализм изощренным кульбитам заметно утомившегося постмодернизма.
Среди всеобщей невнятицы и порядком приевшихся артистических провокаций Турнова стойко выбирает живопись, выступая от лица картины, а на картине - исключительно от своего лица. Никакого кокетства, язык ее работ предельно открыт, энергетиен и не по-женски напорист (что постоянно дает повод для спряжения ее имени в ряду не свойственной России феминистской проблематики). Живя внетусовочно и тихо, а работая вызывающе и масштабно, ее всегда тянуло к сериям и большим форматам. Еще на послеперестроечной волне - в конце 80-х за строгой девушкой с косой вставала града огромных и острых политических портретов - портретов монстров советской легенды, преподносившихся Турновой легко и броско, цветисто и почти наивно - так, как будто бы она писала ими свою судьбу -сугубо личные перипетии, воплощавшиеся не в лирике, а в политике, или скорее - истории, слившейся с биографией собственной души.
Так - как дети странной турновской семьи чередой народились "Курчатов" и "Ленин, играющий в шахматы", "Крупская" и "Толстой и Уэлс", персонажи гражданской войны, а позже - афганцы, Корасон Акино и бог знает кто еще.
Сегодня - серия "Преступление" - как захватывающая фабула Стаута и Чейза, но, увы, и как сама реальность, выводящая всевозможные ассоциации и культурные аллюзии на уровень непосредственной всепоглощающей криминальности.
Выставка - как живописно раскадрированный триллер. Сюжет, герой, динамика действия и непременные улики - все отвечает требованиям массового жанра, а мощность живописной плоти придает ощущениям буквальную зрелищность, и, главное - художественную значимость. Жанр срабатывает, равнодушных не остается, и вы, как бывало в метро через плечо соседа невольно втягиваетесь в азарт чужой, случайно обрушившейся на вас игры. Однако, жизнь придает игре слишком очевидную осязаемость, и интрига, придуманная по стопам бестселлеров Турновой, с каждым днем все более разрастается в универсальную метафору бытия вокруг нас.