НАТАША
Переворачивание вниз головами моих политических портретов на выставке “Инструментарий” было действительно несколько болезненно для меня, но не потому что с ними сделали что-то необычное (главное, чтобы картины не мяли, не рвали, остальное - не страшно). Скорее наоборот, болезненно по причине очевидной вторичности этого хода.
Существуют художники, для которых такой кульбит обязателен, он входит в имидж. Базелитц на этом сделал имя - огромные картины и непременно перевернуты. Может быть, в какой-то момент он и рад был бы этого не переворачивать их, но ничего не поделаешь, надо… Именно это смущало меня. А также излишняя литературность приема: портреты во времени предшествовали предметам, и на выставке произошло этакое скидывание старых идолов с пьедестала, смешение их с грязью, вывешивание вверх ногами. Это было слишком в лоб, слишком буквально…
В самом переворачивании нет ничего особенного. Закончив вещь, я сама часто это делаю, чтобы оценить работу свежим взглядом, чисто визуально. Но при таком повороте “сюжета” в “Риджине” прорвалось какое-то глумление над мертвыми, какое-то осквернение могил. Это было неприятно и отвлекало от главного, от работ.
В целом же от “Инструментария” у меня осталось ощущение интересной, живой работы, которую трудно было классифицировать, навесить ярлык, которая никак не соотносилась с коммерцией.
Соседство с работами Васи оказалось для меня довольно напряженным. Что бы не говорили о неверном выборе материала (мягкий, мнется, шуршит), о проблематичном качестве, они мне нравились. Как нравятся черновики, по которым можно проследить живой, напряженный процесс работы.
То, что эти вещи были огромного размера и забивали мои по массе, доставило несколько по-настоящему неприятных минут. Олег Кулик вынужден был повесить только три работы Васи (их было больше). Это было похоже на уступки мне, скидку, как женщине, что ли… И мне это конечно же очень не нравилось…
ВАСИЛИЙ
Мои работы на “Инструментарии” были чистым экспериментом, заявкой, откровенной попыткой сделать работы агрессивные, огромные, способные подавлять. Результат меня совсем не устроил, но я доволен, что эта выставка была. Я увидел, что такое размер, воочию, и вынужден был согласиться с Севой Освером в том, что силу работам дает все-таки не размер, а культура исполнения.
Мне хотелось выглядеть сильно. Казалось, это возможно, и я бестрепетно перешел от фотографической пластики в жанр рисунка, где вовсе не силен. Опыт “рисования” рядом с художником, который во всеоружии, подчеркнул мое дилетантство.
Кстати сказать, и с размерами вышло не совсем так, как я предполагал. Для фотографии опробованный мной размер действительно немыслим. А для живописи, как это было воспринято, - только-только, ничего удивительного. Но мне не кажется бессмысленным мой замах, он оправдал себя. Была профанация, и она состоялась вполне. Если работы смотрелись, то только благодаря своим размерам.
И я не блефовал тогда, нет. Я честно работал, с желанием всех победить. Тут же на выставке стало ясно, что не вышло. Но опыт удался. И тонкое сочетание дилетантизма замысла с дилетантизмом исполнения - это вполне органичто получилось…
(По материалам беседы 2 ноября 1992 года)